В конце марта группа ямальских оленеводов собралась на встречу посреди тундры. Для кочевых ненцев подобные собрания (или чаепития) в тундре – аналог дружеских посиделок в барах для жителей крупных городов: тут можно обменяться товарами – выловленной рыбой или мясом оленей – и обсудить последние новости

На встречу был приглашен и член региональной ячейки КПРФ Ейко Сэротэтто. Политического активиста Сэротэтто, как утверждает он сам, попросили на этой встрече выступить, но он отказался.

“Опять [власти] обвинят в пиаре”, – объяснил ненец. Но на собрание приехал, в дискуссии участие принял, а после всё то, что обсуждали оленеводы, зафиксировал на бумаге и отправил в администрацию районного центра Яр-Сале и в администрацию округа в Салехард, столицы Ямала.

Спустя несколько дней Сэроттэто получил повестку в суд: встречу в тундре ямальские общественники посчитали несанкционированным митингом.

“Потом пожалеете”

На чаепитии, которое прошло 27 марта в 15 км от расположенного на Обской губе села Новый Порт, оленеводы обсудили главные проблемы: уменьшение поголовья оленей, безработицу и запрет на вылов ценных пород рыбы, а также присутствие “Газпрома”. Компания начала разработку месторождений нефти, газа и угля на Ямале в 2012 году и сейчас активно ведет строительство объектов добычи и переработки полезных ископаемых.

По словам Сэротэтто, местные СМИ, подконтрольные властям, регулярно пишут о том, что “Газпром” много помогает коренным народам, однако, по его словам, коренное население не имеет никакой возможности повлиять на ситуацию. “На самом деле строительство [объектов “Газпрома”] обсуждают на расстоянии 300-400 км от районного центра. А у оленеводов нет возможности приехать на слушания. В один прекрасный момент они просто видят, что буровая появилась, и ничего с этим не могут сделать”, – говорит он.

О том, что в тундре произошел “несогласованный митинг”, властей известил председатель общественного движения “Ямал” Валерий Худи. Он же обещал Ейко Сэротэтто помощь в выплате штрафа, если он проиграет суд.

“Я просто спросил, я могу рассчитывать на материальную помощь как нуждающийся, чтобы оплатить штраф? Он сказал: оплатить штраф – нет, но можешь написать заявление, что нуждаешься в материальной помощи”, – говорит Сэротэтто. Зла на Худи он не держит. “Его, скорее всего, заставили”, – считает оленевод.

Суд Ямальского района в итоге не нашел состава преступления в действиях Ейка Сэротэтто. Тем не менее политический активист, по его словам, решил “потроллить” власти и начать подавать заявки на любые встречи в тундре: “Вот будем отделять ездовых оленей от стада, тоже подал заявку заранее”.

Сэротэтто считает, что власти оказывают себе медвежью услугу, запрещая собираться и накладывая штрафы. “Я участковому сказал – потом пожалеете, я же везде об этом напишу”, – говорит он. Кочевники называют Ейко своим полномочным представителем и надеются, что власти к ним прислушаются.

Оленей много, а ягеля мало

Не дождавшись официального разрешения от властей, Ейко Сэротэтто, его родственники и друзья в конце апреля собираются на отделение ездовых оленей, которые смешиваются с остальным стадом при перегоне, а вместе с этим и на очередное чаепитие.

Во время разговора мужчины полукругом лежат в чуме, а женщины сидят на низких стульях вокруг стола. Главная тема обсуждения – сокращение поголовья оленей из-за уменьшения территории пастбищ.

Как рассказывают ненцы, ягеля, которым питается олень, становится все меньше, из-за этого животное в среднем весит 35-40 килограммов против 65-70 килограммов, которые были нормой еще лет 10 назад. Ненцы винят в этом вмешательство предприятий ТЭК в экосистему Ямала.

Власти же оперируют понятием “оленеемкость” и настаивают, что этот показатель на всю тундру составляет 400 тысяч голов при реально существующих сейчас 740 тысячах.

В интервью Би-би-си первый заместитель директора департамента по делам коренных малочисленных народов Севера ЯНАО Роман Пикун заявил, что именно из-за слишком большого количества животных им не хватает ягеля, который растет на один миллиметр в год. В свою очередь из-за этого нет приплода, и олени весят в два раза меньше, чем 10-20 лет назад. Власти настаивают, что поголовье стада нужно уменьшать, и обещают разрабатывать программу поддержки коренного населения.

Сэротэтто и его родственники называют другие цифры: по их словам, в тундре сейчас 200 тысяч оленей – и их количество уменьшается.

Дядя Ейко Максим Сэротэтто рассказывает, что лишился большей части своего стада после ледяного дождя. По его словам, у него было больше 1000 оленей, а сейчас осталось 250. “Падеж произошел из-за того, что выпал глубокий снег и на снег ливень два дня лил. После этого мороз ударил и сразу падеж, олени не могли откапывать ягель”, – рассказывает Максим.

Оленеводы считают, что если поголовье будет радикально сокращаться, это будет означать и конец традиционного уклада жизни самих ненцев. Максим вернулся в тундру сразу после армии и с тех пор кочует с женой и тремя детьми: “Я остался, потому что знал, что в тундре есть будущее, я верил в это, в то, что будут олени”.

Так, как жили предки

Оленеводу Василию [имя изменено по его просьбе], одному из тех, кто приехал на чаепитие – всего 19 лет. Три года назад всё его стадо оленей пало, и теперь он зарабатывает на жизнь тем, что присматривает за стадами других жителей Ямала. Молодой человек говорит, что хотел бы получить образование и найти работу в поселке или в городе и перестать зависеть от оленей. “Но для этого нужны деньги, а чтобы деньги заработать, нужны олени”, – говорит ненец.

В конце прошлого года губернатор ЯНАО Дмитрий Артюхов заявил, что численность коренных жителей Ямала – ненцев, хантов и селькупов – достигла 48 тысяч человек. По словам чиновников, из них 40 тысяч живут непосредственно в тундре – и зарабатывают на оленях или рыбе.

Максим Сэротэтто признается, что хотел бы, чтобы его дети продолжили жить так, как жили предки, но понимает, что у них могут быть другие планы на жизнь: “Если образование получат, будут работать, главное, чтобы было где. А если оленей не станет и работы не будет, как им жить?”

Ейко Сэротэтто из тундры уходить не собирается, для него это непросто способ выжить, а “образ жизни”.

Глава администрации Панаевска, Вячеслав Сэротэтто, уверяет, что власти жителям тундры помогают по максимуму: предоставляют в пользование бензопилы, шесты для чума, обеспечивают спутниковой связью, а еще выплачивают каждому кочующему по три тысячи рублей ежемесячно.

“Есть, конечно, проблемы, но чем больше делаешь для них, тем больше они наглеют”, – говорит Вячеслав. По его словам, наглядный пример достатка оленеводов – дорогие снегоходы “Ямаха”, на которых ездят почти все. Такой снегоход стоит до миллиона рублей, эту сумму оленеводы зарабатывают с продажи одной партии пантов – оленьих рогов (килограмм стоит от 2 до 2,5 тысяч рублей). “Кто старается в оленеводстве, кто вовремя реагирует на погодные явления, у тех оленей много. Они могут за раз снегоход купить”, – говорит ненец.

Ейко возражает: он тоже купил подержанную “Ямаху”, но стоил снегоход 500 тысяч рублей, и он копил на него два года. Заработок оленевода, по его словам, составляет примерно 500 тысяч рублей в год на семью из пяти-шести человек, в среднем получается около 42 тысяч рублей в месяц.

Вячеслав Сэротэтто политическую активность родственника Ейко не одобряет: “Я его всегда спрашиваю, почему ты так делаешь? Он говорит, я всегда буду идти против власти. Как так? Вначале же надо поработать, потом уже дела какие-то делать”. Чиновник вспоминает, что после техникума родственник пришел к нему в совхоз устраиваться на работу, но он его не взял: “Не понравился. Просто любит болтать, а работать не любит”.

Обменявшись мясом, рыбой и новостями, оленеводы гасят огонь в печи, надевают шкуры и разъезжаются каждый в свой чум. На прощание одна из женщин бросает: “Короче, мы не люди, если оленей не будет. Про нас даже не знает пол-России”.

Чумовая жизнь

Село Панаевск, в котором живет Ейко, находится на расстоянии 157 километров от столицы региона – города Салехард.

Муниципальную квартиру в поселке семье Сэротэтто выделили в 2005 году, когда Ейко было 15 лет. До этого они кочевали – жили в чумах в тундре и приезжали в Панаевск редко: переночевать у родственников, запастись продуктами и пройти медосмотр. Сейчас Ейко живет между тундрой и поселком. В Панаевске у него жена и ребенок, в тундре – стадо, в котором олени узнают его по голосу.

Каслать, пасти оленей, кочевые семьи уходят далеко от села, в среднем на 200-300 километров.

Вокруг чума Сэротэтто стоят нарты – деревянные сани для перевозки вещей, к которым привязаны лайки. Чем больше саней, тем состоятельней считается оленевод – есть что перевозить.

Уровень благосостояния оценивается еще и по тому, что стоит на столе в чуме. В семье Сэротэтто кроме рыбы, которая есть у всех, к чаю подают галетные печенья, сгущенное молоко и сливочное масло. В чуме у его родственника, который расположен в 10 километрах, вместо галетного печенья – соленые “рыбки”, вместо масла – заменитель.

“У них почти нет оленей, пасут чужих, поэтому живут так скромно”, – объясняет Ейко. В остальном обстановка в чумах одинаковая. На полу расстелены матрацы, посередине стоят печка-буржуйка и столик, по чуму разбросаны ягушки – верхняя одежда оленеводов, сделанная из шкуры.

Пока Ейко разгружает нарты, мать топит печь, кладет черствый хлеб на крышку чайника и накрывает на стол. Ей помогает родственница Елена.

Елене 38 лет, она живет в тундре с тех пор как закончила школу. Трое детей учатся в интернате, муж каслает. В посёлок она возвращаться не хочет: “А на что там жить? Квартиру надо оплачивать, продукты покупать, одежду, обувь, сапоги, это же все деньги. А так, в тундре из оленьей шкуры сшил ягушку, кисы, оделся. Лучше чем за отопление платить, печку натоплю, в чуме буду сидеть, буду одежду шить”.

Рыба к чаю

В конце апреля в тундре -15 градусов. Ейко снимает верхнюю одежду, рубит дрова и чистит замороженную рыбу щокур, которую здесь подают в сыром виде к чаю.

Щокура, по словам оленевода, привез знакомый рыболов в обмен на оленя. “Рыбаки иногда тоже хотят мяса, а мы без рыбы совсем не можем, это для нас – как для вас салат, в ней все необходимые для нас витамины”, – объясняет Ейко.

Самая главная рыба Ямала, практически местная валюта – муксун, но ловить её из-за истощения стада рыбы на полуострове уже пять лет как нельзя. С конца прошлого года ограничили вылов и щокура. Установленный штраф за вылов запрещенной рыбы составляет 3640 рублей за “хвост” – так здесь считают рыбу. Несмотря на это, муксуна и щокура к чаю подают в каждом чуме. “Наша запрещенка”, – шутят оленеводы.

За чаем ненцы обсуждают слухи о многотысячных штрафах, реальных сроках и даже самоубийстве среди рыболовов. “А один же повесился из-за рыбы. Штраф заплатить не мог. Здесь, прямо в Яр-Салях. Два миллиона штраф выписали”, – рассказывает жена Максима Елена. Ее муж вспоминает о бывшем оленеводе, который решил заняться рыбой после падежа оленей, но по неопытности попался.

Уменьшение популяции муксуна происходит, по мнению местных властей, из-за так называемого “фактора рыбы”: люди переезжают в тундру, но не имеют возможности заниматься оленями и переходят на рыбный промысел. Жители тундры с таким объяснением не согласны. “Почему-то у нас за столько тысячелетий не закончилась рыба, а теперь заканчивается. А что мы тогда есть будем? Бананы что ли? Или канадского муксуна, который стоит 1300 рублей?” – возмущается Максим Сэротэтто.

Чиновник департамента по делам коренных народов рассказал Би-би-си, что власти пытаются увеличить квоту на вылов некоторых видов, но о муксуне речи пока не идет, надо сначала увеличить его популяцию. Для этого, по словам Романа Пикуна, в поселке Харп построен специальный завод для выращивания мальков этой рыбы.

География разработки

Строительство крупнейшей на Ямале Газотурбинной электростанции (ГТЭС) и установки комплексной подготовки газа (УКПГ) началось в 2015 году. На официальном сайте предприятия говорится, что извлекаемые запасы составляют более 250 млн тонн нефти и конденсата, а также более 320 миллиардов кубометров газа.

Пресс-служба “Газпрома” на вопросы Би-би-си о деятельности компании на Ямале не ответила, а посоветовала изучить вебсайт.

Проект “Родные города”, запущенный “Газпромом”, отчитывается у себя на сайте о проведенных на Ямале десятках мероприятий. Газпром, если верить сайту, развивает в регионе спорт, культуру, науку, городскую среду, а также поддерживает коренные малочисленные народы Севера – музыкальными конкурсами, футбольными и хоккейными матчами и регулярным празднованием дня оленевода.

Компания также утверждает, что занимается восстановлением популяции исчезающих видов рыб: “С 2015 года ведет работы по зарыблению рек Обь-Иртышского бассейна, выпуская десятки миллионов мальков пеляди и муксуна”.

Власти уверяют, что объекты ТЭК не влияют на биоресурсы региона. “Есть мнение научных кругов, говорят, что, в принципе, они не видят особой опасности. Северный поток, там же такие технологии!” – говорит Роман Пикун.

Ейко Сэротэтто рисует палкой карту Ямала на снегу и показывает, где “Газпром” располагает свои предприятия. “Они не строят мосты через реки, от одной буровой к другой, а идут в обход по холмам, по самым смаковым ягельным пастбищам”, – говорит Ейко. Оленевод вспоминает место, в котором они каслали с отцом, когда он был еще совсем маленьким. Байдарацкая губа, где они кочевали, сейчас, по его словам, закрыта, потому что там уже стоят буровые. На сайте “Газпрома” Байдарацкая губа действительно в разделе “география разработки”.

Никаких доказательств того, что оленей становится меньше из-за строительства газо- и нефтепровода, у тундровиков нет.

Власти ЯНАО говорят, что объектами промышленности занято 0,6% всей территории округа. Ейко Сэротэтто уверен, что предприятия ТЭК захватили как минимум четверть Ямала: “Я всегда говорю тем, кто в “Газпроме”, вы у нас учитесь, как нужно сохранять природу, а не мы у вас будем учиться. До того как вы пришли, у нас и рыба была, и олени у нас были”.

Источник – Русская служба BBC

.

Categories: Russian, Voice of Tundra, Yamal pastures